List Banner Exchange
Непридуманные Истории на LOVE-ушке

Из жизни усталого интеллигента. Фрагмент 2.

В эпоху доисторического материализма, когда несчастная Российская империя, еще со времен еще более несчастной Руси почти добровольно подставлявшая свою девическую грудь под зубы и когти жутких насильников всех стран и народов, снова готовилась стать жертвой извращенцев, теперь уже красноватого толка,- в ту эпоху дом, где теперь жила славная коммунальная ячейка советского ╦бщества, принадлежал купцу Епифанию Штыднову. О роде его промысла-ремесла не осталось ни домыслов, ни правды, но было доподлинно известно, что в доме сем размещался постоялый двор для людей среднего достатка. Нищих и голодранцев не пускали, а богатый люд и сам не желал соседиться даже на ночь с разночинцами, захудалыми помещиками и клопами размером с небольшого пекинеса. В комнате, где теперь обитали гробокопатели Фиолофентий и Кока, до сих пор под старорежимным комодом- полутонником валялась полустершаяся вывеска "Меблированные комнаты Е. Штыднова". В час, когда разного рода сволочь со всем вожделением педофилов со всех сторон набросилась на истерически издерганную полураздетую Россию, купец Штыднов вынужден был в походном порядке ретироваться от "народного" гнева, ибо явно ни землепашцем, ни гегемоном не являлся. В политике он был не силен, слов, новорожденных революционным запальчивым и тупоумным языком не знал, и потому однажды на вопрос Пырданевича, - бывшего городового, а теперь по блату устроившегося в "щит и меч" младшим подсматривающим, - как он, Штыднов, относится к экплуататорам трудового народа, ответил "Отношусь". За это не единожды был обозван работником замочной скважины "эксплуататорской мордой". Благодаря тому, что народный бдитель постоянно пребывал в пьяном откровении, "эксплуататорская морда" узнала, что вскорости по ней собираются вдарить красным революционным кирпичом. Сделав соответствующие безрадостной ситуации умозаключения, купец Штыднов сделал ноги. Нагрузив, что попалось под руку из имущества нужного и не очень на раздолбанную и скрипучую повозку, нереквизитом оставленную бравыми лапотными красноармейцами по причине полной изгрызенности крысами задней покрышки и потому не годившуюся в лихие тачанки, купчина уж совсем был готов отбыть в места отдаленные, когда из меблированных комнат, вся в слезах и в поту от неуемного желания, выскочила мещанская девка Степанида, тайно сохнувшая по Епифанию. В качестве прощального воздушного поцелуя Степанида обдуманно отдалась беженцу, а предмет ее тайных воздыханий овладел ею строго и внушительно, как и положено купцу, дающему наставления супружнице, остающейся на хозяйстве. Процесс прощания происходил по случаю на вывеске, извещавшей о тщательной меблированности комнат купца, которую тот решил было увезть с собой в бега, но оставил ее, всю в любовных потеках, своей "лебединой песне". Купчина убыл, а вывеска осталась на долгую память безутешной Степаниде. Ровно через восемь с половиной месяцев она произвела на свет младенца мужеского полу. Будучи на шестом месяце тяжести, Степанида,- хотя и была бабой крепкой и даже дебелой, способной не только на скаку остановить коня, но и весь пожарный извоз с двенадцатью топорниками с брандспойтами, баграми и медным колоколом во главе с усатым брандмайором,- была сильно напугана во время демонстрации трудящихся в честь ответа Чемберлену. Весь кекс демонстрации состоял для трудящихся не в том, что там такое сотворил некий Чемберлен, и даже не в том, что там за ответ был такой ему, поскольку мало кто даже из политинформаторов знал вообще подробности происходящего: сказано было ответить Чемберлену, вот ⌠мы■ и ответили. А самый цимус торжественного прохождения колон по улицам состоял в основном в попить водочки и посвистеть о том, о сем, да баб за задницу пощипать, да мужиков за мотню пощупать. А вы говорите - красные флаги... силой згоняли... заставляли... Американцам это расскажите. А нам уж не надо. Басни сами умеем брехать. Так вот, Степанида была шибко испужамшись, когда некий надравшийся спозаранку пролетарий из колонны городских ассенизаторов-лошадников, размахивая красным полинялым стягом, в экзальтации крикнул: "Даешь власть народу!". По-видимому эта экзальтация так сыграла у дяди внутре, что на букве "о" он тут же выдал тугую рвотную струю. Крик, однако, раздавшийся над ухом Степаниды, напугал ее , вырвав из призрачных мыслей о Епифании, сгинувшем навечно в туманной дымке Парижа или даже Баден- Бадена. Испуг сильно сказался на новорожденном, которого нарекли Акакием Епифаниевичем Ставросовым по фамилии Степаниды. Акакий Ставросов оказался полудурком по рождению. С пятнадцати лет, уже состоя в комсомолии, лелеял надежду отыскать через "органы" батяньку своего и возвернуть в "Совейскую Расею╩ ейное достояние, обманно вывезенное вредным элементом в заграничные страны". Отчего-то Акакий решил, что купец непременно выехал на жительство в Копенгаген. Вполне может, впрочем, быть, что ему просто понравилось это слово, потому что он часто говаривал:"Эх, добраться бы мне до этого Клопенгагена"... Дальнейшая судьба его туманна. Возможно, что подался он в ГПУ и стал разведчиком в Копенгагене, хотя кое-кто прознал, что якобы, обзавевшись ореховой клюкой- странницей, побрел он самопехом поперек Европы, отчего-то целясь на Лондон, якобы для тайных переговоров с "aнглицкой королевной" о выдаче егойного бати добровольно из Клопенгагена через Берлин и Осло прямым ходом на Соловец. По пути попел с австрияками "Ло-ли-ле- лу-лей". Попил баварского пива с уже речистыми национал- социалистами в Мюнхене, уверяя их , что "квас-то наш не пример лучшее буде". Потоптал швейцарцам эдельвейсы на их альпийских лугах. Миновал винную Францию. Но был почти уже в конце пути задержан местным нормандским пейзанином, когда пытался выломать у того из штакетника воротину "для беспрепятственного преодоления канала Ля-Манш". При задержании, в котором участвовал также деревенский страж французского порядка, оказал яростное сопротивление и кричал, что у него срочное, совершенно конфиденциальное задание лично от наркома тяжелого телегостроения товарища Шульберта принесть в коммунистическую родину две оглобли для наркоматовской телеги скорой помощи. Далее след Акакия терялся вовсе. Степанида же, она же бабка Стешка, отправилась в целинное время в Туркестан, сама не знамо зачем. По ее словам, отбывает она "к туркам в Чуркистан возводить подвесной водопроводаканал "Арал-пустыня Каракума" для создания небывалого оазиса имени товарищ Семирамиды и разведения арбузоподобных томатов". "Вы знаете, как героически погиб товарищ академик Мичурлин?"- спрашивала она,- "Полез на яблоню груши рвать и его арбузом вдарило. И для нас, таким путем, нет ничего, что могло бы удержать в судьбоностном беге к победе всеобчего коммунизьма, хрен е его разберет, кто он есть такое!" Одним словом бабка Стешка отличалась стойким шизофреническим маразмом с маниакально-социалистическим фоном. Так вот вся семейка и сгинула в дебрях строительства недоразвитого социализма. А комнаты купца Штыднова, как и положено нормальной советской жилплощади, стали в меру и не в меру заполняться мандатными жильцами. Немандатных не пущали, а ежели те ломились внаглую, то мандатные наваливались все на одного, незлобливо били по соплям, выталкивали взашей и вслед кричали: "За одного мандатного двух немандатных дают". Ежели кто из последних сподабливался между ударами по фотокарточке крикнуть милицию, то являлся не кто иной, как Пырданевич, ставший казенным стражем порядка. Слуга народа вежливо брал немандатного за ухо и препровожал того за ворота, приговаривая:"Тут тебе не здеся".

Chicago
02.07.99 22:57:49



TopList