List Banner Exchange
Непридуманные Истории на LOVE-ушке

Из жизни усталого интеллигента. Фрагмент 6.

Добравшись уже почти до кухни, Антон Спиридонович уткнулся в острый фанерный ящик чемоданного размера, который обычно за неимением более подходящего места помещался под дверью у деда Евсея. Но вредный старикан как бы в протест все время отсовывал его от своей двери. Места для ящика в коридоре не находилось, поэтому дед никуда более его приткнуть не мог, а просто выдвигал на середину фарватера. Тот же, кто проходил мимо и утыкался в занозную тару, обычным образом задвигал его обратно на единственно свободное место - под дверь деду Евсею. В фанерном ящике, находившемся в квартире со времен разгрома НЭПа, содержался американский диктограф: чудодейственная для своего времени машинка, записывающая наружные звуки. В то время в квартире проживал некто Калистрат Епифанаевич Охтык, младший особоуполномоченный по авариям в местной канализации. За глаза его прозывали ⌠полноподмоченным■ и говорили, что во время революции товарищ Охтык сильно натерпелся и надорвался на нелегкой работе младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерных бараках. Может быть, от этого любимым выражением Калистрата Епифанаевича было ⌠Раскудри-т твою в революцию мать!■. Благодаря своему текущему положению на ответственной государственной службе, товарищ Охтык уволок диктограф из одной кооперации, когда экономически безграмотные лапотные комиссары громили НЭП. Изрядно взопрев, но стойко цепляясь в дармовой агрегат, товарищ Охтык впер его вместе с ящиком прямо на коммунальную кухню и водрузил его на стол. Снявши с машинки чехол, благоговейно обтер ее тряпкой, которой жилица Залебзович обычно мыла закоптевший примус, и с видом знатока принялся якобы готовить диктограф к работе, что заключалось в прикосновении к различным его частям и поворачивании неповорачиваемых деталей. - Даже удивительно подумать,- сказал внимательно наблюдавший за манипуляциями Охтыка Крамской-Шлама, поэт- одиночка, пишущий новоизобретенными военным коммунизмом безразмерными стихами и непризнающий рифмы,- Как эта машинка, столь нежная и хрупкая на вид, может работать и даже соответствовать своему назначению... Вас не смущает, что я излагаю стихами? - Америка - великая страна! - изрек Калистрат Охтык и обвел собравшуюся публику строгим взглядом.- Американцы поэтому народ очень острый. Сколько удивительных открытий они принесли миру! Пар, безопасные бритвы ⌠Жиллетт■, вращение земли вокруг луны - все это придумано американцами и отчасти англичанами. - А французы зато придумали минет!- вставила девица Зося, работающая официанткой в буфете райкома. - Что такое этот минет, мы не можем знать, - строго сказал товарищ Охтык,- может оно и нужное для народного хозяйства, но мы ведем речь об американцах, которые, извольте наблюдать, снова осчастливили человечество - подарили миру особую машину, диктографический агрегат. Это торжественный и замечательный день, товарищи. Вслед за этой тирадой работник канализационных люков пространно и непонятно прошелся по поводу тревожного международного положения, без утайки рассказал собравшимся жильцам об успехах народного бесхозяйства и, наконец, было приступлено к практическим опытам. - Кто из вас, - обратился товарищ Охтык к сгоравшей от нетерпения публике,- желает сказать несколько слов в этот гениальный аппарат? Тут вперед выперся Василий Тыкин, беспросветный пролетарий по происхождению и неперевоспитуемый тунеядец по призванию: ⌠Дозвольте, говорит, мне испробовать. Так язык и чешется.■ Понятное дело, собравшийся народ, совершенно охреневший от такой вызывающей грамотности, разрешил ему произносить всякие умные вещи. Подошел Василий Тыкин к машинке, конечно, не без некоторого внутреннего волнения, долго думал, мял затрепанную кепку в руках, чего бы ему такое сказануть, но, ничего не придумавши, махнул кепкой, смахнул слезу, накатившую от неимоверных умственных усилий, и вышел вон. Затем подошел Аркадий Хлобышко, гегемон в седьмом колене. Работая все-таки на каком-то социалистическом производстве в отличие от Василия Тыкина, Аркадий Хлобышко в перерыве между подрядно-станочными методоми успел нахвататься разных просвещенных слов и идей, а потому недолго думая крикнул прямо в разверзшийся рупор: - Эй ты, дура чертова! О-го-го! Тотчас ловкие руки ассенизатора Калистрата Охтыка открыли крышку, вставили валик куда следует, и чудомодный агрегат воспроизвел вышеуказанную глубину народных мыслей. Публика впала в состояние эйфории, как представитель эскимосского становища при виде негра, едущего на велосипеде по тундре. После демонстрации силы инженерной мысли восхищенные зрители наперерыв стали протискиваться к трубе, пробуя говорить то одну, то другую фразу или лозунг. Агрегат послушно делал свое дело. Тут снова вперед выступил заслуженный тунеядец Василий Тыкин, очухавшийся от лингвистического удушья, и предложил кому-нибудь из всепочтеннейшей публики неприлично заругаться в трубу. Калистрат Епифанаевич, как главный распорядитель танцев, сначала категорически воспретил ругаться в рупор и даже топнул ногой, но потом, после некоторого колебания, увлеченный этой прогрессивной идеей, велел позвать из седьмого нумера бывшего черноморца - отчаянного ругателя и буяна боцмана Закидралова. Черноморец не заставил себя долго ждать, явился. - Куда ругаться? - спросил боцман, подтягивая штаны.- В какое отверстие? Боцмана подвели к рупору и указали направление велеречения. Тогда боцман Закидралов, поковыряв пару секунд в носу, вытащил на пальце длинную зеленую соплю, вытер палец о штаны и безо всякого перехода загнул: - Ах-ты-ядри-твою-в-перекудри-в-три-господа-христа- бога-отца-и-сына-в-душу-и-в-святого-духа-пресвятую- богородицу-россию-царя-батюшку-дарданелы-язвена-конску- гриву-через-три-колена-мать-перемать! Жильцы почтительно затихли, а сам Калистрат Епифанаевич Охтык даже руками развел,- дескать, здорово пущено, это вам не Америка. Засим, еле оторвав черноморца от трубы, уже начавшего произносить совершенно непотребные вещи в присутствии членов профсоюза и дам, поставили валик. И действительно, аппарат без всякого стеснения воспроизвел все слова боцмана Закидралова. И снова впав в нездоровый ажиотаж плотно поевшего советского человека, рыщущего в поисках туалетной бумаги, все снова стали протискиваться к аппарату, а особенно женщины, и на все лады и наречия произносить хулительные слова и выражения. Потом стали изображать различные звуки: хлопали в ладоши, делали ногами чечетку, щелкали языком. Василий Тыкин, вернувшись из творческого отпуска в туалете и весь озаренный гениальной идеей, у рупора крутил пальцем у виска, требовал, чтобы ему прокрутили запись, и возмущался, почему не слышно его звуков. Затем даже опять пустили к аппарату черноморца, которого попросили издать звук желудка, освобождающегося от пищи. Но черноморец, потужившись до красноты в лице, сказал, что со вчерашнего не ел, поэтому более напрягаться не может, дабы не порвать нужные организму связки, и отошел. Весьма только было жаль, что капиталистический агрегат оказался не приспособлен к революционным звукам. В момент, когда испытания шли полным ходом мимо кухни проходил еще один жилец - оперуполномоченный местного ГПУ Мишка Белопольский, в свой законный обеденный перерыв заскочивший домой чего-нибудь пошамать. Поднимается это он, уставший от пыток несостоявшихся нэпманов, по скрипучей гнилой лестнице в предчувствии рисовых котлеток, и тут слышит адский шум, отборную матерщину, разнообразные звуки, революционные лозунги и прочие хулительные слова. Видит также необычайно скопление публики у присутственного места, у кухни. Ну что может подумать не подготовленный к этому заранее оперуполномоченный ГПУ? Черт знает что. Конечно, Мишка Белопольский так и подумал: черт знает, что происходит, а он, щит и, можно сказать, меч народа, не в курсах. Естественно, Мишка тут же выхватил свой наган и, расталкивая жильцов, ворвался в кухню. При виде расгоряченного агента с револьвером народ, конечно, притих и слегка расступился. И среди этой тишины Мишка узрел Василия Тыкина, делающего неприличные жесты в граммофонную трубу. При виде парабеллума гражданину Тыкину мгновенно взбледнулось. Но тут выступил Калистрат Епифанаевич и, кланяясь, рассказал народному мечу, что именно происходит, и позволил смелость осведомиться , не желает ли меч принять участие в грандиозном эксперименте. Щит-и-меч тут же изъявил таковое намерение, приблизился к агрегату и попытался сообразить, каким бы образом принять участие в мероприятии. Так, чтобы достойно было и чтобы не осрамить органы. Озарение пришло к Мишке моментально, как и положено контрразведчику. Он медленно, как на учениях в тире, поднял руку с наганом и спустил курок. Выстрелил, так сказать. Сделал залп в воображаемых врагов советского \ народа, пронзив их смелой революционной пулей. Стрельнул, конечно, Мишка не в трубу, а, так сказать, сбоку, чтобы запечатлеть звук социалистического выстрела в назидание капиталистическим акулам. И тут фонограф сдал. Испортился. ⌠Не выдержал, гад, революционых звуков■,- удовлетворенно сказал опер Мишка и самодовольно удалился в свой апартамент. Тут на глазах у собравшейся публики лавры американских изобретателей и спекулянтов, конечно, несколько померкли и понизились. С тех пор аппарат поместили обратно в ящик, в каком он прибыл на опыты, и выставили в коридор.

Сhicago
02.07.99 23:28:33



TopList