Сигизмунд Копыто опирался одним локтем о стол. В кулаке его была зажата оловянная вилка, а на вилке поперек был наколот малосольный огурец. Перед Сигизмундом сидел полупьяный дед Евсей и мутными немигающими глазами уставился Сигизмунду в переносицу. Покачивая малосольным огурцом в сторону деда Евсея, Сигизмунд Копыто вещал: - ⌠Штатский словно плюшка, фрак на нем висит, а военный - душка, шпорами звенит■ - так любила говаривать моя бабушка-старушка, царствие ей небесное. Сигизмунд закатил глаза к потолку и продолжал: - Она была коренная москвичка и застала еще то время, когда за столичными мадамочками и мамзелями ухлестывали такие офицеры, которые и ⌠тужур-бонжур■ свободно выговаривали, и дансе умели делать, и еще много умели хорошего и полезного, секрет чего безнадежно утерян с той поры, как половину из них почикали большевики, а другая половина отъехала в Париж. Да и как же можно было не любить красавца-кавалергарда,словно елка увешанного позолоченными фетюшками и фенечками! Дед Евсей согласно мотнул головой и тут же громко икнул. Сигизмунд увидел вошедшего на кухню Антона Спиридоновича, кивнул ему приветственно и, обращаясь уже ко всем присутствующим, заговорил с большей силой в голосе, как будто хотел убедить кого-то сомневающегося: - То, что сам кавалергард был хорош собой и брутален - это уже дело вторичное... Первым делом фемину к нему манит выгодное отличие мундира от скучного костюмчика штатского человека: всякие там погончики, аксель- бантики, золотистые пуговки и оторочечки, до которых дамы жуть как охочи! А хотя бы вспомнить и наше советское время: довоенное и послевоенное кино... Главный герой-любовник и самый завидный жених - это всегда офицер. Или на крайний случай - моряк-черноморец. ⌠Грудь его в медалях, ленты в якорях■... ⌠Я милого узная по походке, он носит брюки- галифе...■ или, наконец, ⌠На нем погоны золотые и яркий орден на груди■... - ... ах ды зачема я па-австри-ичала яво ах да на жизнинам путя-я...- пьяно допел дед Евсей. - И этот своеобразный психоз мундира, - не замечая выговаривал Сигизмунд Копыто, - свойственен не только девочкам из шестого медучилища, бегающим на случку в соседнее танковое командное училище, девизом для которых стали частушки ⌠люблю военных, красивых, офигенных■, но подле расшитого золотом мундира немеют дамочки, чьи духовные запросы устремляются в сферы не бога войны Марса, а покровителя искусств Аполлона. И если вызвать женщину на честное признание, кого бы она предпочла - конечно, не на всю оставшуюся жизнь как верного супруга, а как любовника на одну ночь,- сутулого поэта или брутального прапорщика, то ответ на все девяносто девять был бы не в пользу лиры. В этом отражается страсть возвышенных мадамов к людям грубым и в этом ничего противоестественного нет. С точки зрения здорового секса мадемуазели тайно желают не романтичного и витающего в облаках юношу, а грубое похотливое животное, навроде того же поручика Ржевского. А какой же Ржевский без аксельбанта? Без ментика с опушкой? Без венгерки с серебряными шнурами?.. После революции, конечно, когда Ржевских всех почикали возле Гнилой балки вместе с прочими Тверскими, Голицыными и Новолуцкими, народ загрустил... И запел под гитары ⌠Поручик Голицын, раздайте патроны■... - ... ах да ка-арнет А-абаленский на-алейтя-а вина-а... - снова загнусавил дед Евсей. - А не фиг было их чикать в овраге, - строго сказал Сигизмунд, глянув на деда,- коли так без них стало тоскливо. Однако, свято место пусто не бывает. И мадамочкам пришлось срочно перестаиваться на ⌠мужчинов■ в кожаных пальто с маузерами в деревянных кобурах через п плечо. ⌠И девочек наших ведут в кабинет■. Кстати, очень сексуально! Вот пример истинной женской мимикрии! - Кроме эполетов, - сказал Антон Спиридонович,- девушку надо до этого самого накормить и напоить. - Б-большие дела! - снова отозвался дед Евсей и снова громко икнул.- Это у их, у иностранцев - присел, привстал, поклонился... А нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил - твоя!..